История одной неизданной книги
(Из книги: Кривошеев Ю.В., "Гибель Андрея Боголюбского", "Издательство СПбГУ", 2003, глава "Книга", стр. 190-217)
В середине 40-х годов XX в. Н.Н. Ворониным была написана научно-популярная монография "Андрей Боголюбский".
Николай Николаевич Воронин к тому времени был уже достаточно известным советским историком и археологом, выпустившим ряд научных и научно-популярных работ, в основном по истории Северо-Восточной Руси, знатоком-профессионалом которой он и являлся.81 Поэтому вполне естественным выглядит его обращение к одной из замечательнейших личностей северо-восточных древнерусских земель – Андрею Боголюбскому.
Но издание уже подготовленной к печати книги натолкнулось на неожиданные препятствия и, как оказалось, – непреодолимые.
В 1998 г. автор данной публикации, работая с хранящимся в ГАВО архивом Н.Н. Воронина,82 обнаружил его переписку с коллегами и инстанциями по поводу издания книги об Андрее Боголюбском.83 Эти документы и предлагаются вниманию читателей.
________________________________81 Перечень работ, посвящённых жизни и творчеству Н.Н. Воронина, см.: Царева Т.С. Культура Владимиро-Суздальской Руси XI – середины XIII вв. в творческом наследии Н.Н. Воронина (1904-1976 гг.): Автореф. канд. дис. М., 1994. С. 3-4. См. также: Там же. С. 2-3, 6-9.
82 За оказание помощи при работе с архивом Н.Н. Воронина приношу искреннюю благодарность заведующей читальным залом ГАВО Наталье Дмитриевне Максимовой.
83Книга была закончена в марте 1945 г. Об этом мы узнаем из одного из его частных писем (И.П. Стуккей от 26 марта 1945 г.): "Вышла в Англии моя книжка "Восстановительное строительство в СССР" – это то же грехопадение, которое искуплено тем, что закончил книжку "Андрей Боголюбский". Перо почти не высыхает, и хребет не разгибается" (Рождественская Т. В. "И чем я Вас всех отблагодарю.." (Н.П. Сычев и Н.Н. Воронин в письмах 1940-х годов)// Искусство Древней Руси и его исследователи: Сб. статей. СПб., 2002. С. 255).
ОТЗЫВ НА РАБОТУ Н.Н.ВОРОНИНА "АНДРЕЙ БОГОЛЮБСКИЙ"
Книга Н.Н.Воронина посвящена биографии крупнейшего деятеля Руси XII в. князя Андрея Юрьевича Боголюбского. Автор дает ее на широком фоне истории Владимирской земли и Руси ХI-ХШ вв., показывая как источники политики Боголюбского, так и судьбу его политического наследства при его преемниках Всеволоде III и Юрии Всеволодовиче. Таким образом содержание книги значительно шире её заглавия и даёт по существу освещение всей культуры Владимирской Руси ХII-ХIII вв. Автор не замыкается в узком кругу исторических источников, он привлекает и интерпретирует памятники литературы, живописи, архитектуры, данные археологии. Всё это помогает ему впервые в нашей литературе дать многогранную, свежую и исчерпывающую характеристику как самой личности Андрея, так и значения его политической и культурно-созидательной работы. Оценка Боголюбского автором далеко уходит от сложившихся ещё в прошлом веке скупых и поверхностных характеристик. Князь Андрей выступает как двойник королей западной Европы и предшественник московских "собирателей Руси", борец с феодальным распадом Руси, далеко опережающий в своих планах современную ему действительность. Автор аргументирует эту основную мысль своего труда анализом социальной природы власти Андрея, определяя её как "союз королевской власти с горожанами" (Энгельс), отмечает появление "служилого дворянства", рассматривает внешнюю политику Боголюбского, борьбу за самостоятельную русскую церковь, формирование начал политической теории самодержавия, расцвет и идейную высоту литературы и искусства. Последняя тема аргументирует борьбу Боголюбского с византийской гегемонией за самостоятельность русской духовной жизни. Казалось бы узкие церковные владимирские произведения XII в. приобретают в освещении автора неожиданную политическую остроту и историческую значимость.
Для историка искусства и литературоведа ценны и свежи соображения о руководящей роли Андрея Боголюбского в организации строительства и литературной работы. В частности убедительно предположение, что самому Андрею принадлежит покаянная молитва в Лавр[ентьевской] летописи, считавшаяся обычно сочинением Мономаха.
Большой заслугой Н.Н. Воронина является то, что он вскрыл "народные начала" в архитектуре Владимира XII-XIII вв. и показал, что романские элементы её "легли на русскую архитектурную основу и так органично связались с ней, что приобрели вполне своеобразный русский характер и прошли отсюда через всё русское зодчество вплоть до XVII в." (с. 159).
Написанная живо и убедительно книга Н.Н. Воронина передаст читателям горячий интерес автора к изучению общественно-политического и культурного развития северо-восточной Руси накануне татарского нашествия. Желательна скорейшая публикация книги Н.Н. Воронина.
[Подпись:] Чл.- кор. АН СССР В. Адрианова-Перетц
30/ХI.46 Ф.422. Оп.2. Д. 29. Л. 184
_______________________________________
84В деле хранится также черновой вариант отзыва В.А. Адриановой-Перетц (Ф.422. Оп.2. Д. 29. Л. 2).
ЗАВЕДУЮЩЕМУ РЕДАКЦИОННЫМ ОТДЕЛОМ ИЗДАТЕЛЬСТВА АН СССР
Д. Е. МИХНЕВИЧУ85
Глубокоуважаемый Дмитрий Ефимович!
Моя работа "Андрей Боголюбский", написанная по поручению Комиссии Научно-популярной литературы АН СССР, одобренная и отредактированная академиком Б.Д. Грековым – была летом текущего года подвергнута дополнительной редакции со стороны назначенного Вами редактора издательства Н.В. Румянцева. Я ознакомился с его письменным отзывом о рукописи, а также с многочисленными пометками и исправлениями в самом её тексте. Часть его замечаний я принял и ввёл соответствующие изменения в рукопись. Большую же часть указаний и переделок Н.В. Румянцева я должен решительно отклонить. На эту тему я имел с Вами ряд бесед, во многом уяснивших мне Ваши взгляды. Сейчас же, в связи со сдачей рукописи моей книги после исправлений, я считаю целесообразным сопроводить её настоящим письмом.
Моя книга посвящена эпохе ХII-ХIII вв., когда, как известно, религия была господствующей идеологией – политика была теснейшим образом связана с церковью, искусство и литература были церковными по преимуществу. Для характеристики героя книги – Андрея Боголюбского, я должен был особенно подробно говорить об истории его борьбы за самостоятельность русской церкви, анализировать памятники созданной в его время церковной литературы, цитируя их, вскрывая их связь с политической борьбой. Подобного анализа в нашей литературе не было, моя книжка не только популярная, но в известной мере и свежая исследовательская работа – этим и вызвана детальность анализа и аргументации. Естественно также, что я даю и характеристику эпохи Андрея – создавшего выдающиеся памятники: храмы, иконы, росписи; я также описываю палладиум Владимирской земли – шедевр мирового искусства – Владимирскую икону богоматери и т.д. Говоря об этих памятниках литературы и искусства, я всемерно стремился показать их великое значение в истории культуры русского народа, в чём, кажется, нет сомнений. Я также показываю церковь, как большую и прогрессивную силу в деятельности владимирских князей XII в. Вместе с тем я полагал, что, говоря обо всём этом, нет необходимости постоянно оговаривать, что "богородица" – персонаж христианской мифологии, что в "чудеса", которым верили в XII веке, не верим мы, читатели моей книги и я – её автор. Я исходил также из представления, и думаю в этом прав, что книги научно-популярной серии АН СССР адресованы не к широчайшей аудитории, на которую рассчитана наша массовая литература, но к советской интеллигенции, студенчеству, педагогам и т. п. Я полагаю, что этот наш читатель вырос настолько, чтобы не подозревать его в склонности к мистике.
________________________________
85Слева на полях в столбик рукой Н.Н. Воронина написано: "Лихачеву, В.П. Адр[иановой]-Перетц, Лазареву, ЦК, Назарову, Грекову, Волгину [неразб] Радовскому, себе, Михневичу".
86В письме Л.С. Богданову от 31 августа 1947 г. Н.Н. Воронин о создавшейся ситуации пишет менее официально: "...Мой "Андрей" натолкнулся на редактора типа старых копоедов и вызвал бурю возражений с его стороны. Предстоит борьба и правка. К тому же теперь Юрий Долгорукий "канонизирован" ("основатель Москвы"), а в моей книге он вовсе не выглядит положительным типом ни в каком смысле, да и Москву-то укреплял в 1156 г., конечно, Андрей" (цит. по: Ковалев И. В. Судьба книги Н.Н. Воронина "Андрей Боголюбский": К 90-летию со дня рождения ученого // Археографический ежегодник за 1994 год. М., 1996. С. 291).
Мой уважаемый редактор придерживается, видимо, иных взглядов как на читателя, так и на существо излагаемых в книге сюжетов. Он подошёл к книге, как пропагандист-религиозник, думающий, что эта книга обращена к каким-то "тёмным массам" (думаю, что это понятие в 1947 г. устарело) или нетвёрдым в отношении религии людям. С этих позиций и проведена редакция. Я не возражаю против того, чтобы фактически "собственное имя" Богоматерь, которое идёт в ряд имён Афины, Деметры и др., писать с маленькой буквы, я допускаю, что можно взять в кавычки упоминания о "чудесах", внести всевозможные "якобы" и "будто бы" в передачу их содержания. Правда я думаю, что читатель книги в этом не нуждается. Но полным неуважением к нему является предложение редактора прибавлять при каждом упоминании "богоматери" эпитет "сказочная" или "мнимая", что и осуществлено им в виде образца на с. 89-95. Редактор подозревает далее в симпатии к господу богу не только читателя, но и автора, что выразительно отмечено на с. 138-140: "автор верит в чудеса?".
Естественно, что при этом мой уважаемый редактор увидел во многих страницах моей книги откровенную "поповщину". Это звучное определение появляется на полях рукописи и когда я пересказываю отрывки из памятника XII в. Сказания о чудесах иконы Владимирской богоматери (с. 93), и когда я цитирую Никоновскую летопись (с. 70), и когда я говорю об обосновании "божественной санкцией" некоторых важных политических мероприятий (напр. постройки Остерского городца, с. 93). В главе о "Литературе" на с. 133 я цитирую церковно-служебные произведения XII в., посвященные Покрову богородицы, чтобы показать их стиль и образы, но для моего редактора это "трафаретные поповские восхваления", "набор поповских эпитетов"! На с. 190 я говорю о том, почему Мономах и Андрей любили читать Псалмы, показываю на цитатах (ведь современный читатель не читал псалмов), как много волнующих образов борьбы властителя с хаосом восстаний и заговоров, образов, созвучных русскому XII веку, дают псалмы. Редактор вычёркивает все цитаты и заодно определение "высоко-поэтические строфы псалмов": библия не имеет, оказывается, право даже быть произведением литературы и притязать на поэтичность!.. Что же было бы, если бы т. Румянцев редактировал, скажем, I-II тома "Истории русской литературы", выпущенные [в] последние годы Издательством АН СССР, в которых он нашёл бы обильную пищу для "редакции" этого рода?
Не думаю, что всё это, столь пугающее моего редактора, сколько-нибудь опасно для советского читателя. Однако, идя навстречу редактору, я постарался умножить число кавычек над "опасными" эпитетами и понятиями, сократить цитаты и т.д. и т.п.
Опасность я вижу в другом, в том, что мой редактор, преследуя "поповщину", подводит под это понятие многие памятники и явления русской культуры и настроен если не выбросить их вовсе, то по крайней мере притупить их значение и смысл. Так на стр. 92, где я даю краткую, но высокую художественную оценку Владимирской иконы богоматери, редактор возмущённо спрашивает – "что за восхваление?", а ниже, перечёркивая описание этой иконы, предлагает: "Так расписывать орудие поповского обмана недопустимо, обязательно исключить или кардинально переделать". На с. 95, против моей характеристики знаменитого храма на Нерли редактор замечает: "Уж очень много "гениальных творений" в поповском обиходе! Убавьте". (Так же на с. 154.) Далее на с. 151 против описания Успенского собора редактор пишет: "Нужно ли такое восхваление?" или на с. 69 – "к чему такое любование собором?" Почти при всех сильных эпитетах, характеризующих положительно памятники искусства, литературы или отдельных лиц, мой редактор отмечает: "сильно!", "сильно сказано!" (с. 25-26, 47, 68, 72, 99, 114 и др.). Удивительно, что в наши дни, отмеченные огромным ростом интереса к истории русской культуры и искусства и её памятникам, гордостью великими людьми прошлого и творениями русского гения мой редактор продолжает видеть напр[имер] в Покрове на Нерли только предмет "поповского обихода", а во Владимирской иконе "орудие поповского обмана"?! Что бы было, если бы т. Румянцев оказался редактором готовых ныне к изданию I и II томов "Истории русского искусства" под ред. акад. И.Э. Грабаря, где почти всё посвящено этим "орудиям поповского обмана" и сказано о них посильнее и куда подробнее, чем осмелился я в моей книжке? Ему, видимо, вообще не нравится, что в древнерусской культуре есть сверкающие страницы, ему хочется видеть всё сереньким, посредственным: ведь, по Румянцеву, не русский народ, а "попы" создали Покров на Нерли и Успенский собор! По инерции мой редактор на с. 243 возмутился и тем, что я сказал о "военном гении" Александра Невского: "Опять гений!" – удивляется т. Румянцев. В каком же стиле надо излагать мою тему? А вот в каком. Там, где я раскрываю содержание и политический смысл праздника Покрова, у меня на с. 97 написано: "В чем же заключалась главная суть "покровительства богородицы"?" Редактор делает вставку, и фраза читается так: "В чём же заключалась главная суть рекламируемого князем Андреем и его церковниками мнимого "покровительства богородицы"?" Просто и хорошо: Андрей приобретает облик жулика и мерзавца, который сам не верит в то, что делает и надувает, вкупе со "своими церковниками", людей... Да стоит ли посвящать этому тёмному дельцу, создавшему столько вещей "поповского обихода", целую книгу?
Если пойти по пути т. Румянцева, то он явно приведёт к Покровскому или к печально-знаменитым "Богатырям" Демьяна Бедного. Я полагаю, что этот путь "национального нигилизма" и социологизаторства достаточно давно и авторитетно разоблачён и осуждён. Не следует забывать и документов Великой Отечественной войны – актов Гос[ударственной] Чрезвычайной Комиссии, в которых вновь с полной ясностью отражено отношение Партии и Правительства и к памятникам русской древности, разрушенным фашистскими ордами. Так, напр[имер], в ноте т. Молотова от 6. I. 1943 г. так говорится о Ново-Иерусалимском монастыре: "Ново-Иерусалимский монастырь является выдающимся историческим и религиозным памятником русского народа, как одно из крупнейших и красивейших сооружений... немецко-фашистские погромщики... превратили неповторимый памятник русской церковной истории в груду развалин". Вероятно, с точки зрения моего редактора, приведённая характеристика тоже является недопустимым "восхвалением собора" или "поповского обихода"? Наконец, современная работа Советской власти по охране и реставрации памятников искусства, и в том числе огромного количества церковных памятников, работа исследовательских учреждений по их изучению исходят из того же сознания непреходящей ценности для народа этих созданных им на протяжении веков памятников.
Я полагаю поэтому, что о древнерусской культуре и передовых деятелях древней Руси писать можно и должно, и писать так, как написаны первые тома академических "Историй" русской литературы и русского искусства, как пытался написать и я свою книжку. Нужно прививать народу любовь к достижениям русской культуры от её начальных шагов, воспитывать гордость трудами крупнейших исторических деятелей прошлого – в этом один из элементов воспитания любви к Родине. В том, что 9 столетий её истории фактически принадлежат средневековью, что все эти века религия была господствующей идеологией, а искусство и литература развивались в церковной сфере нет решительно ничего позорного и заслуживающего умолчания или третирования. Примечательно, что и в этой сфере церковного искусства народ сумел выразить свои художественные идеалы и создать произведения мирового масштаба. Едва ли случайно в подписанном В.И. Лениным Постановлении СНК от 2. VIII. 1918 г. о постановке памятников великим деятелям социализма, революции и проч. в ряду семи русских художников первым стоит имя Андрея Рублёва – великого русского художника- иконописца ХIV-ХV вв.
Такова основная линия моих возражений моему редактору.
В заключение несколько мелких замечаний: 1) я в трёх местах цитирую "Историю Украини-Руси" Грушевского (с. 35, 163 и 313); редактор был крайне возмущён и указал на полях, что Грушевский – реакционер, историк-националист и пр. и перечеркнул эти цитаты. Я не настаиваю на них, но возникает вопрос: мы отказываемся и от тех положительных научных обобщений, которые сделал Грушевский? Книга акад. Б.Д. Грекова "Киевская Русь" свидетельствует об обратном – он не раз цитирует Грушевского и ссылается на него. Полагаю, что и в этом мелком вопросе мой уважаемый редактор не прав. 2) На с. 27, 28, 45 у меня идёт речь об опекуне Юрия Долгорукого варяге Георгии. Видимо т. Румянцев в том факте, что Георгий – варяг, увидел призрак норманизма или угрозу "северной расы", ибо "варяг" исчез, но появилось определение – "воспитатель", "дядька"! К чему эта явная "перестраховка"?
Направляя Вам исправленную мною рукопись книги "Андрей Боголюбский", я и считаю своим долгом сопроводить её настоящим письмом.
С глубоким уважением к Вам –
Зав. Сектором древней Руси ИИМК АН СССР
доктор исторических наук
профессор [подпись] (Н. Воронин)
4. XI. 47.
Ф.422. Оп. 2. Д. 29. Л. 3-10
РЕЦЕНЗИЯ
Н. Н. Воронин. Андрей Боголюбский. Изд. АН СССР, 1948, с. 1-229.
Книге Н.Н. Воронина присущ ряд крупных пороков, которые делают её издание в настоящем виде невозможным.
Наиболее существенный недостаток книги – постоянное сползание автора на апологетику фактов.87 Н.Н. Воронин пишет: "князь Андрей предстаёт перед нами как центральная фигура более чем столетия исторической жизни великорусского северо-востока и Руси в целом... Эти общие соображения определяют рамки и самую конструкцию нашей книжки" (с. 3). Нужно признать, что автор последовательно исходит из этой порочной посылки.88
________________________________
87 Это не порок (здесь и далее на полях рецензии В.Т. Пашуто Н.Н. Ворониным сделаны пометы, которые мы и приводим).
88 Это не посылка, а итог книги, предисловие писано на основании работы!
Некритически следуя в изложении исторических событий за южной летописью, автор безудержно восхваляет Владимира Мономаха (с. 20)89 и говорит, что его сыновья "опираясь на любовь киевлян к Мономаху и его роду" (с. 25), стремились прочно обосноваться в Киевщине.
Политическое положение Киевщины Н.Н. Воронин характеризует по А.Е. Преснякову (с. 25, сн. 10); он не говорит читателю, что в ту пору (в половине XII в.) Киев стал (как это ясно вскрыто Б.Д. Грековым) помехой развитию отдельных княжеств – "полугосударств", что местные князья начинали проводить собственную политику, тесно связывая свои интересы с местной властью, стремясь увеличить свои земельные владения, повысить их доходность.
Автор упускает из виду, что уже во время Юрия Долгорукого наличествовала и другая тенденция, тенденция к объединению русских земель вокруг крупнейших феодальных центров на новой экономической основе. Вслед за киевским летописцем Н.Н. Воронин даёт неверную, искажённую оценку деятельности Юрия Долгорукого, забывая, что Юрий – первый из ростовосуздальских князей добился большого успеха – из нового феодального центра дотянулся до Киева и Новгорода ("Долгорукий"!).91
Эту политику князя Юрия автор именует "киевскими авантюрами" (с. 40); хотя в этом утверждении Н.Н. Воронин непоследователен: то он говорит, что Юрий Долгорукий пытался объединить Русь из Киева (с. 46), то сообщает, что для Юрия Киев был лишь источником обогащения (с. 38).92
Сама феодальная война за Киевщину изложена без должного анализа, подана в виде трудного для чтения описания распри некоторых лиц из дома Мономаховичей ("Мечта Юрия о киевском столе исполнилась" – с. 36); автор не понимает феодальной сущности этих войн, ибо говорит, что Киев стал "причиной" "разъединения и вражды" князей (с.46).93
Не дав правильного рассмотрения деятельности Юрия Долгорукого за пределами Ростово-Суздальского края, автор недооценил и внутреннюю его политику (с. 36)9 и в итоге солидаризовался в оценке этого князя сперва с В.Н. Татищевым (с. 37), а затем с С.М. Соловьёвым (с. 39).
________________________________89Это можно исправить.
90Это можно исправить.
91 Это можно указать. Но что в этом прогрессивного?
92Это можно исправить. Спасибо за указ[ание]на противоречие.
93Можно исправить.
94По каким источникам о ней можно судить?
Напротив, говоря об Андрее Боголюбском, автор ударяется в другую крайность и вслед теперь уже за княжеской владимирской летописью воспевает князя Андрея, отвлекаясь от критики источника, от классового анализа, от общественно-политических задач, преследуемых издательством Советской Академии Наук.95
Н.Н. Воронин восторгается военными доблестями Андрея (с. 48);96 он повторяет слова К. П. Бестужева-Рюмина, что "хитрость была противна гордой натуре Андрея" (с. 44, ср. с. 48), хотя выше сам писал о его византийской хитрости (с. 40).97
Автор подробно пишет о бабках и прабабках князя Андрея (с. 40), чтобы определить какая кровь текла в его жилах; ниже он, вновь возвращаясь к этой теме, замечает: "А в жилах Андрея текла русско-половецкая кровь! Однако это не остановило его политической мысли" (с.84).98
Если в составе крови князя Андрея автор по-видимому разобрался, то дать правильную оценку социальной политики Боголюбского ему не удалось. В этом вопросе Н.Н. Воронин вновь следует за С.М. Соловьёвым (с. 57, ср. с. 60, сн.45, ср. с. 201), считая опорой князя одних только горожан.99
В духе буржуазной методологии (игнорируя известные указания Энгельса) автор отрицает роль крестьянства в процессе укрепления великокняжеской власти (королевской) власти. Он пишет, что "крестьянство, составлявшее, конечно, большую часть военных сил князя Андрея, было решительно равнодушно к его планам" (с. 62, ср. с. 137).100
Кроме того автор вообще недооценивает значения крестьянских движений на Руси: известные восстания крестьянства в середине XI в. он считает "субъективно-реакционными" (с. 12),101 полагая, что крестьяне проповедовали возврат в ""золотой век" патриархальной старины"; при этом Н.Н. Воронин забывает о других требованиях крестьянства, нашедших своё отражение не только в летописях, но и в статье 33 "Краткой Правды".102
________________________________95 Сопоставление разных освещений личности А[ндрея] Б[оголюбского] есть в книге в главе "Суд потомков".
96А разве нельзя?
97 Противоречие сниму.
98 Для характеристики это не лишнее!
99 Не одних горожан, но и "дворян", но горожане главное.
100 Указание очень глухо, а источники молчат. Думаю, что в XII в. кр[естъянст]во не доросло до сознания единства...
101 Именно субъективно, а объективное их знач[ение]показано. Умучат смерд без княжа слова.
Не вскрыв полностью роли крестьянства и лишив усиление великокняжеской власти должного обоснования,103 автор, без критики воспринимая княжеское церковное летописание, допустил переоценку значения церкви: "В политической работе (терминология! – В.П.)104 Боголюбского церковный вопрос занимал особенно значительное место" (с. 4).
Ещё яснее это выражено в другом замечании автора: "в борьбе Юрия церковь и искусство стояли ещё (так! – В. П.) на втором (!) плане, уступая поле боя силе меча" (с. 33). Видимо при князе Андрее церковь вышла на второй план.
Автор говорит об этом вполне ясно: "союз церкви и князя делал несравненно более мощным союз князя и горожан" (с. 93), раскрытие этой формулы находим в словах: "их (горожан. – В.П.) слабые (так! – В.П.)107силы умножились слепой верой в "чудо", в сверхъестественную "помощь" богородицы" (с. 99); вряд ли кавычки спасают здесь автора от фидеизма, от апологетики церкви.
Несколько ниже автор пишет, что "усилиями церкви и искусства" была создана "иллюзия" "единства интересов народа и князя" (с. 146);108 притом ссылка здесь сделана на Н.М. Карамзина, из труда которого и приведена цитата. Таким образом, если оценку Юрия Долгорукого автор свёл к В.Н. Татищеву и С.М. Соловьёву, то характеристика Андрея Боголюбского дана в соответствии с Н.М. Карамзиным. Наконец, в определении исторического значения преемников Андрея автор следует за А.Е. Пресняковым (с. 188, сн. 31).
Н.Н. Воронин далее утверждает, что "хаосу феодального дробления" князь Андрей "противопоставлял не только "плотную силу" своих полков, но целую новую систему политического устройства и идейных концепций, которые складывались в ходе работы (!) Андрея" (с. 207). Чем характеризуется эта "новая система" автор не говорит,111с местной знатью и русскими феодалами, нац[ионалъно]-церк[овная], политическая фраза позволяет нам судить и о взглядах Н. Н. Воронина на сей предмет.
________________________________
103Усиление в[елико]к[няжеской] власти "обосновывается]" и на крестьянах, и на их усил[ившейся] эксплуат[ации]. 104 А как иначе? Чем плох термин?
105И это факт.
106 Тоже верно. Нет ничего преувелич[енного], об этом говорят и пам[ятни]ки иск[усст]ва.
107 А разве они были сильны!? Я об этом пишу в конце о "прежде врем[енности] курса А[ндрея] Б[оголюбского]".
108? провер[ить]
109Не "сводил", а факты говорят за себя.
110Далеко нет, но А[лександр] Е[вгеньевич] большой историк. 111 Об этом вся книга. Союз с гор[ожанами], развитие двор[янства], отрыв от Виз[антии], борьба.
Говоря о социальной политике Андрея Боголюбского, автор, упомянув о классовых противоречиях, продолжает: "Росла жестокая эксплоатация деревни, очевидно и городские низы не ускользали от кабальной петли. Несомненно и сам Андрей был крут и самовластен и его руку народ не раз ощущал. Отвлеченный своими большими делами и планами он мог и не видеть того, что творила его чиновная челядь в городах и сёлах, тех злоупотреблений, произвола и насилий, которые чинились его именем в его земле" (с. 146).
Прочитав такую фразу перестаёшь удивляться, что основные выводы автора совпадают с выводами не только А.Е. Преснякова и С.М. Соловьёва, но и Н.М. Карамзина и В.Н. Татищева. Методология автора ясна, и его объяснение причин гибели Андрея112 тем, что князь "опоздал стать "грозным"" (с. 147), наряду с утверждением, что у князя Андрея было больше "врагов", чем "друзей" и что среди "врагов" находился "феодальный мир Руси" (с. 189) – лишь дополняют картину.
В этом плане, наконец, любопытна и заключительная глава ("Суд потомков"), где автор с трогательной беспомощностью делит историков, судивших об Андрее, на "историков XIX века" и "новейших историков" (с. 203), причём среди последних встречаем имена М.Н. Покровского и Б.Д. Грекова.113
Однако оценка книги Н.Н. Воронина была бы неполной, если не затронуть одну её важную особенность: если в изложении светской истории автор постоянно сбивается на апологетику княжеской власти,114 то в изложении церковных дел (которым отведено большое место), он сползает в поповщину, в фидеизм.
Формально всё обстоит благополучно: автор берёт "чудеса" в кавычки, говорит о феодальной сущности церкви, но если этой стороне дела обычно посвящаются несколько сухих фраз, то восторженные описания литературы, живописи, зодчества,115 как проявлений передовой роли церкви, занимают десятки страниц.
________________________________
112 Речь идёт о большем, об обречённости политики А[ндрея] Б[оголюбского] и я даю опред[еление] причин этого.
112 Неужели по этой частной теме нужно привести всю историогр[афическую] классификацию. Её пока нет... Н. Р[убинштейн] – 6 шт.
114 Но она во Вл[адимире] XII в., да и в Руси была представ[ителем] порядка в беспорядке.
115 Да это гениальные произв[едения] русских мастеров.
Автор не сокращая цитирует длиннейшие куски религиозных текстов о "чудесах", "псалмах" и т.п., причём слово "бог", "богородица", даже "божий" идут у него с заглавных букв (см. с. 24, 32, 47, 50-51, 63-93, 94-108, 142, 165, 190 и др.). Этим особенно грешат главы: "Меч духовный" и "Литература", да и вся книга носит на себе налет церковщины.116
Видимо желая быть "современным", автор отметил, что на Руси культ богородицы появился раньше, чем на Западе (с. 217, сн. 36);117 зато, говоря об архитектуре, автор отмечает, что князь Андрей "отталкиваясь от Византии", "смотрел на Запад" (с. 81).118 Укажем, что вся глава об архитектуре, как "андреевском зодчестве" (с. 110), сводится к умиленному описанию "андреевских храмов" (с. 114), созданных "андреевскими мастерами" (с. 112).
Не удивительно, что и политическая деятельность князя Андрея обусловливается потребностями церкви. Фактически борьба владимирского князя за Киевщину объяснена религиозными причинами (с. 128-129), а победа над Киевом подана следующим образом: "Киев не только терял значение русской столицы. Город, являвшийся престолом ненавистного византийского митрополита, был лишён всего церковного благолепия и никакая "небесная помощь" не защитила Киева – так, в глазах летописца, был отягчён грехами этот город. Теперь над Русью должен был ярче и горделивее гореть золотой купол владимирского Успенского собора – храма богоматери, "покровительницы" дел Андрея и его людей... " (с. 129).
К этому собору автор возвращается неоднократно; по его мнению Ярополк Ростиславич, вступив во Владимир, "с особой яростью" "ударил по Успенскому собору – символу андреевского самовластия" (с. 148); зато другой князь Михалко Юрьевич, заняв Владимир, "прежде всего (так! – В. П.) вернул Успенскому собору его имения... " (с. 148). 120
________________________________116 Видимо у рец[ензента] был не последний текст верстки?!
117Нет не потому в этом нет почётного приоритета.
118 Факт – антич[ный] профиль и пр. выдумали не мы. Да и лет[описи] говорят о "немцах". А что же их облаять?
119Неверно – это один из очень важных мотивов.
120 Всё факты, ничего не попишешь. Андрей ударял по святыням Киева.
В сравнении с этим "церковным" решением важнейших политических вопросов феодальной действительности блекнут рассуждения автора о религиозно-психологических переживаниях князя Андрея121 накануне "развязки" (с. 140),122 хотя и здесь есть любопытные замечания, например: "Трагизм одиночества и колебаний, сознание своей правоты и растущих сил сопротивления – все эти переживания столь понятные в последние годы жизни Андрея, находили свой отклик в псалмах царя Давида" (с. 142).
Автор чужд марксистского источниковедения; он не идёт дальше мысли, что "южные и новгородские летописи осветили сравнительно полно, но и очень взволнованно (!) и вероятно иногда пристрастно его (князя Юрия. – В.П.) деятельность на юге и особенно кровавую эпопею войн за Киев" (с. 22). Политическая сущность летописной работы в отдельных феодальных центрах осталась вне поля зрения автора.123 Н.Н. Воронин обильно и некритически цитирует не только ранние летописи, но и Никоновскую (напр. с. 92) и известия В.Н. Татищева (с. 57-58, 116, 142 и др.).124
Н.Н. Воронин легко создаёт гипотезы, основанные больше на внутренней убеждённости их автора, чем на фактах: об отравлении князя Юрия (с. 37), о поджоге ростовской церкви (с. 66), о датировке казни епископа Федора и т.п.125
Итак, книга Н. Н. Воронина неудовлетворительна как по приёмам источниковедческого анализа, так и по методам политической интерпретации фактов.
Коренная переработка книги является необходимым условием её опубликования.
Пашуто В. 1. X. 1948 г.
Ф.422. Оп.2. Д. 29. Л. 11-18
________________________________
121 Едва ли он был безбожником.
122Почему не интересен человек, а нужна схема мертвая.
123 Неверно, отмечено не раз (особенно "Суд потомков").
124 Я ссылался на свои консульт[ации] с Н.Ф. Л[авровым] по Ник[оновской] лет[описи].
125А что противоречит этим гипотезам? Я не знаю.
[ЗАПИСКА Д.Е. МИХНЕВИЧА Н.Н. ВОРОНИНУ]
Дорогой Николай Николаевич,
Посылаю этот отзыв. Прошу рассматривать это как частный мой шаг, т[ак] к[ак] рецензия была написана не столько для автора, сколько для нас. Отсюда и некоторая резкость тона. Впрочем, это – пустяки. Вашего решения ожидаю возможно скорее, т[ак] к[ак] надо решить, что делать с набором.
Жму руку
[подпись] 23. X. 48.
Ф.422. Оп.2. Д. 29. Л. 19
[ПИСЬМО Д.С. ЛИХАЧЁВА Н.Н. ВОРОНИНУ]
Дорогой Николай Николаевич!
Рецензия Пашуто явно имеет "целевую установку": не пропустить книгу. При всей сдержанности выражений он крайне раздувает свои мягкие иногда возражения, облачая их в тогу принципиальной и марксистской критики. Это в особенности касается всех его спорных, мелких придирок источниковедческого характера. Он упрекает Вас в некритическом] использовании тех или иных источников, но можно ли заниматься анализом источников в популярной книге? О том, что книга популярная, Пашуто нарочно умалчивает (как и в случае с моей книгой у Тихомирова). Вы совершенно законно следуете за летописью; а за чем же ещё следовать? Почему, например, нельзя пользоваться Никонов[ской] летописью! М.Д. Приселков постоянно указывал на ошибки и тенденц[иозность] в Никонов[ской] летописи, но, тем не менее, в Никон[овской] летописи, как показан Комарович, используется древнейшая Ростовская летопись и поэтому обойтись без Никонов[ской] летописи в анализе княжения Боголюбского нельзя. Никонов[ской] лет[описью] всегда пользовались (сам Б.Д. Греков) и будут пользоваться. Пашуто гиперболизирует выводы Приселкова. Я также думаю, что законно следовать за той летописью, которая наиболее подробно описывает то или иное княжение, конечно, относясь к данным летописи критически. Поэтому Вы правильно поступили, что в описании княжения Юрия следовали Ипатьев[ской] летописи, а в описании княжения Андрея – Лаврентьевской. Пашуто, по-видимому, считает, что отрицательное отношение южного (Ип.) летописца к Юрию и положительное отношение северного (Лавр.) летописца к Андрею отразилось в Вашем предпочтении второго первому. Но ведь безусловно так: Андрей фигура более значительная, чем Юрий. В своей приселковщине Пашуто вовсе не заметил такого историч[еского] источника как архитектура, такого – как литература, такого – как живопись. А эти источники говорят также в пользу Андрея.
Достоинства Вашей работы в том, что Вы использовали данные матер[иальной] культуры как источник. Для меня сейчас, напр[имер], совершенно ясно, что об Андрее может написать только историк-искусствовед. В этом принципиальное значение этой книги.
Без текста Вашей книги я не в силах "оценить" другие указания Пашуто – о том, что Вы "следуете" за Татищевым, Карамзиным, Соловьёвым, Пресняковым и пр. Здесь, очевидно, он прицепился к тому, что Вы цитируете этих авторов. Очевидно их цитировать нельзя, нельзя и соглашаться с ними!
Гнусное впечатление на меня произвели попытки Пашуто рассорить Вас с Грековым (дважды). Здесь виден подхалим.
Основное в рецензии Пашуто приберег к концу: это "поповщина" и "фидеизм". Именно этого-то, очевидно, и боится Греков, и именно из-за возможно этих упреков и заказал Пашуте (так в тексте. – Ю. К.) его рецензию. Очевидно, что сейчас нужно выбросить утверждение Энгельса о господстве богословия в средние века!? Как же можно забывать для средних веков такой фактор, как религия. Андрей использовал церковь в интересах своей политики – это же несомненно! Неужели утверждать значение церковных вопросов для средних веков означает "поповщину". Не верю, чтобы так думал и Пашуто, но, очевидно, и Греков и Пашуто боятся в соврем[енной] ситуации напомнить об этом значении. Вот почему Греков и хочет задержать Вашу книгу по принципу: "как бы чего не вышло".
Относительно крестьян по-моему написаны глупости. Указание Энгельса относятся к другому периоду, восстания смердов здесь ни причём, а причём – оглядка на грековских "крестьян".
Я думаю, что положение с Вашей книгой ясное: от Вас просят, чтобы Вы забрали её назад. Я думаю, что и следует сделать, так как не можете же Вы изменить своё отношение к памятникам искусства эпохи Андрея. А ведь именно Ваше любовное отношение к русской старине и вызывает судороги в поджилках. Я уверен, что пройдёт 2-3 года и Вы сможете напечатать своего Андрея, а сейчас лучше подождать, т[ак] к[ак], в конце концов, – не Пашуто, так С. Покровский станет по выходе Вашей книги в "благородную" и принципиальную позу (так свойственную шулерам) и играя "благородными" интонациями голоса (я всегда воображаю этот рокот благородства, исходящий прямо из живота, когда читаю подобные статьи) "вдарит" Вас оглоблей по черепу.
Стоило ли Пашуте подписываться "В", когда приселковщина так и торчит из него (не Приселков, а именно "приселковщина" – (слово неразборчиво. – Ю. К.) Приселкова). Ответьте кратко Грекову: скажите, что с рецензией Вы не согласны, что она тенденциозна, что Вы не можете согласиться с требованиями, запрещающими пользование Никонов[ской] лет[описью], также (? – Ю. К.) с запрещениями указывать на роль церкви в средние века, что книгу Вы отказываетесь переработать. Не пишите много, а кратко, т[ак] к[ак] никого Вы своим ответом не убедите (нельзя опровергнуть доводов, имеющих невысказанную, тайную подоплеку). Ответить же кратко всё же нужно, чтобы дать понять Грекову и Пашуте, что Вы не считаете себя разбитым. Нельзя же, в самом деле, согласиться иначе (? – Ю. К.) с обвинениями в "фидеизме", "поповщине", игнорировании марксистского источниковедения и пр.
Ох, как все это гнусно. Можно сделать только один вывод: сейчас не время для попул[ярных] книг. Надо писать узкие исследования, отчёты об экспедициях и т.д. При недоброжелательности и недобросовестности критиков легко "разнести" любую популярную работу (критик объявляет точку зрения автора не доказанной, не обоснованной, не марксистской и всё).
Сегодня второй день, как я встаю с кровати. Почерк отвратительный. Боюсь, что Вы его не разберёте. Да и пишется как-то скверно: фраза получается корявой. Мы с Романовым собираемся издавать "Пов[есть] вр[еменных] лет". Но я очень боюсь за примечания: там будет много Шахматова (а он в Л[енингра]де объявлен прямо-таки врагом, членом ЦК кадетской партии, – что, кажется, неправда), будет много старых исследователей, а новых-то маловато. Романов ожидает с крайним нервным раздражением (не спит ночами) обсуждения своих "Нравов".
В Ин[ститу]те у нас второй день идёт самокритическое собрание. Какие именно мои работы предлагал обсудить С. Покровский? На что ещё у него чешутся кулаки – на Шахматова или на культуру др[евней] Руси?
Наше собрание в Ин[ститу]те по словам Варв[ары] Павл[ов-ны]126 носит спокойный и деловой характер. Плоткин (? – Ю. К.) нашёл как будто бы подходящий тон для доклада и тем задал тональность для ответных (? – Ю. К.) выступлений.
Не знаю какой тон даст обсуждениям в ЛОИИ Аввакумов.
Читали ли Вы мою статью в № 9 "Вопросов истории"?
Привет Екатерине Ивановне. Не огорчайтесь, дорогой Ник[олай] Ник[олаевич]! Всё будет хорошо. Главное не терять работоспособность. "Андрея" своего Вы ещё увидите изданным и получившим признание. Оттого, что он полежит у Вас в столе, он не станет хуже, а, может быть, Вы сможете его ещё дополнить.
От Варв[ары] Павл[овны] Вы уже наверное получили предложение принять участие в сборнике, посвящённом "Слову о п[олку] Иг[оревом]".
Ну, пойду лягу: чувствую ещё себя слабым.
С Грековым всё-таки не ссорьтесь (его можно понять по человечески), ответ свой сделайте кратким, мягким, но с чувством достоинства. Я думаю Вы и сами, без моих советов, сумеете найти форму для выхода из положения.
Что такое всё-таки Пашуто?
Ф.422. Оп.2. Д. 29. Л. 20-21
________________________________
126Адрианова-Перетц.
АКАДЕМИКУ В.Д. ГРЕКОВУ
Копия в Ред[акционный] отдел Издательства АН СССР, Д.Е. Михневичу.
Глубокоуважаемый Борис Дмитриевич!
Я внимательно изучил рецензию т. Пашуто на мою книгу "Андрей Боголюбский", преданную мне из издательства. Не скрою, что после Вашей положительной оценки, которая была для меня высшим одобрением и с которой книга дошла до подписания её к печати, отзыв т. Пашуто и Ваше неожиданное согласие с ним меня крайне поразили.
Будучи благодарен моему рецензенту за ряд конкретных указаний на отдельные ошибки, погрешности, или противоречия, которые необходимо учесть, я никак не могу согласиться с общими положениями и выводами рецензии. Для меня ясно, что она не принципиальна, так как автор как бы "не заметил" в книге её главного лейтмотива, попытки по новому показать историю Владимирской земли и деятельность одного из её крупнейших строителей – Боголюбского, дать эту тему, основываясь на всей совокупности источников – письменности, искусства и культуры. Автор рецензии видимо отрицает и самую правомерность подобного сочетания источников, так как они вызывают лишь его раздражение. Он также забывает, что моя книга популярная и что в ней я не мог занимать читателя источниковедческими вопросами, но лишь излагал результаты своей работы над источниками.
Не могу согласиться с двумя основными положениями рецензии, к которым сводятся её отдельные критические замечания:
книга "неудовлетворительна 1) как по приёмам источниковедческого анализа, так и 2) по методам политической интерпретации фактов" (с. 8).
1) т. Пашуто полагает, что я "чужд марксистского источниковедения", каковым он видимо считает метод Шахматова-Приселкова и последователем которого сам рецензент является. Мною учтены все результаты работ Приселкова по моей теме, в чем можно убедиться из текста и примечаний книги. Пашуто полагает, что моя оценка Юрия и Андрея – плод некритического использования враждебного Юрию киевского летописания и княжеской владимирской летописи для "преувеличенной" оценки Андрея! Как известно, данными местного летописания для времени Юрия мы не располагаем, а что касается Андрея, то в книге достаточно ясно показана его отрицательная оценка в южном и новгородском летописании. Я же, опираясь, кроме того, на показания памятников искусства, литературы, считаю более заслуживающими доверия сведения об Андрее владимирского летописания. Я пользуюсь и Никоновской летописью, так как в ней, по мнению её исследователей, ныне покойных Н.Ф. Лаврова и В.Л. Комаровича, с которыми я неизменно консультировался ещё при работе над диссертацией, есть следы древнейшей Ростовской летописи.
2) Порочные "методы политической интерпретации фактов" выражаются в моей книге: а) в искажении деятельности Юрия б) в "воспевании" деятельности Андрея и "апологетике княжеской власти" и в) в преувеличении прогрессивной роли церкви, "фидеизме" и "поповщине".
а) В отношении Юрия рецензент не привёл ничего, опровергающего мою отрицательную оценку. Деятельность Юрия не вела вперёд, хотя бы он и "дотянулся" до Киева и Новгорода. Я бы мог лишь несколько смягчить тон изложения, но полагаю, что суть дела не в этом.
б) Боголюбский – глубоко прогрессивная, по сравнению с Юрием, фигура. Неверно, что в этом своем утверждении я "отвлекаюсь от классового анализа". Я, как кажется, впервые собрал большой материал для освещения союза "князь, город, люди", лежащего в основе политической работы (этот термин почему-то не нравится рецензенту!?) Андрея. Да, горожане были опорой княжеской власти, ставившей объединительные задачи. В этом я никак не расхожусь с Энгельсом, ибо его указание о роли крестьянства в усилении королевской власти относится к более позднему этапу этого процесса. Что же касается отношения крестьянства Суздальщины XII в. к деятельности Боголюбского, то оно в это время, как можно полагать, пока ощущало лишь усиление эксплоатации от "новых" андреевых "дворян", "милостьников", являвшихся наряду с горожанами, опорой политики Андрея. Здесь было бы более правильно сопоставить положение Андрея с теми позднейшими грузинскими царями, объединительные попытки которых разбивались "о капризы князей и равнодушие крестьян" (И.В. Сталин). Я не раз говорю о "преждевременности" и "обречённости" объединительных планов Андрея, показывая, что силы горожан были слабы, что экономические основы для централизации власти не созрели. Вряд ли с этим можно спорить. Странно, что рецензент, прочитав книгу, и дойдя до с. 207, где я говорю о "новой системе политического устройства и идейных концепций" времени Андрея ,отметил, что "чем характеризуется эта "новая система" автор не говорит" (с. 4)! Освещению же этой темы и посвящена вся книга. Отмечу, что Андрей меня интересует не только как бесплотная социологическая схема, но и как живой, реальный человек, поэтому считаю, что моё стремление понять его переживания и вскрыть его личный характер правомерно, хотя оно и вызывает раздражение рецензента (с. 7). В общем его внимание оказалось сосредоточенным не на существе книги, а на "вылавливании" тех сюжетов, где мои выводы совпадают с теми или иными выводами историков ХVIII-ХIХ вв.
в) Наконец о "поповщине" и "фидеизме". И в предисловии и в тексте я кажется достаточно ясно выразил своё отношение к церкви, её феодальной сущности и т.п. Но я не мог и не могу "ухудшить историю". Мой рецензент и здесь читал книгу как бы закрыв глаза. В главах "Искусство", "Литература", "Меч духовный" он увидел лишь "восторженные описания (?) литературы, живописи, зодчества, как проявлений передовой роли церкви" (с. 6, подчеркнуто мною). Смысл же этих глав – в анализе этих источников, в показе того, что церковная борьба времени Андрея имела антивизантийский, национальный характер, что это была форма борьбы за независимость русской культуры. Для этого нужно и цитировать "длиннейшие куски" церковных произведений, и описывать памятники церковного искусства, вскрывать их идейно-политический смысл. Памятникам архитектуры времени Андрея мы должны гордиться, прививать любовь к этим великим творениям русского гения, к которых едва ли не ярче, чем в письменности, запечатлён прогрессивный смысл исторической работы Андрея. Это не "умиление", а чувство национальной гордости. Едва ли советский историк и его читатель, зная что религия является господствующей идеологией средневековья (Энгельс) должен пугаться церковных источников и церковного искусства в частности Владимирской земли XII в. Если мы пользуемся летописями, в огромном большинстве созданными церковниками, то почему нельзя пользоваться как историческим источником собственно церковной литературой, памятниками церковного искусства? Вы сами, Борис Дмитриевич, дали превосходный образец такого комплексного освещения культуры Киевской Руси и едва ли придёт кому-либо в голову Ваш приподнятый тон в характеристике напр(имер) Софии Киевской назвать "поповщиной", "фидеизмом" или "умилением"... Если бы я отказался от этой, по определению рецензента, – "церковщины", я бы не смог нарисовать той картины идейно-политической борьбы, которая дана в книге, не смог бы показать того большого сдвига в развитии культуры Владимирской земли, который связан с Андреем. "Налёт церковщины" на моей книге не может быть удалён, ибо сама эпоха, о которой идёт речь, пронизана этой самой "церковщиной". Полагаю, однако, что моя интерпретация этой "церковной" темы не расходится ни с фактами, ни с марксизмом.
Нельзя в заключение не отметить одного примечательного пассажа моего рецензента. Не заметив, что вся книга направлена на то, чтобы показать высокий уровень политического и культурного развития Владимирской земли в ХII-ХIII вв., т. Пашуто пишет: "Видимо желая быть "современным", автор отметил что на Руси культ богородицы появился раньше чем на Западе.. . " (с. 6). Если "современность" моей книги автор усмотрел лишь в этой третьестепенной и попутно брошенной справке о богородичном культе, то мне с ним спорить трудно, так как с моей точки зрения вся моя книга, конечно, не свободная от недостатков и ошибок и может быть спорная, современна целиком.
Сообщая Вам, Борис Дмитриевич, о своих возражениях моему рецензенту и отказываясь поэтому перерабатывать мою книгу, что является условием её публикации, я дал Издательству согласие на рассыпку набора.
X. 48. [подпись] Н. Воронин
Ф.422. Оп.2. Д. 29. Л. 23-25
В РЕДАКЦИОННЫЙ ОТДЕЛ ИЗДАТЕЛЬСТВА АН СССР
В связи с запросом о печатании книги Н.Н. Воронина "Андрей Боголюбский" сообщаю, что её текст подлежит значительной переработке в части оценки кн[язя] Юрия Долгорукого, церковной политики Андрея и заключительной части. Прошу в связи с этим не сохранять существующий набор и перезаключить с Н.Н. Ворониным договор с тем, чтобы повторный набор не отразился на оплате авторского гонорара.
(академик Б. Д. Греков) Ф.422. Оп.2. Д. 29. Л. 22
ДИРЕКТОРУ ИЗДАТЕЛЬСТВА АН СССР А.И. НАЗАРОВУ
Глубокоуважаемый Алексей Иванович.
По Вашему предложению излагаю свои соображения по вопросу о переработке и издании моей рукописи "Андрей Боголюбский".
Названная работа была написана мною по предложению Редакции научно-популярной серии в 1945-1946 гг. и сдана мною по договору № 977 от 19. VIII. 1947 г. в том же 1947 г. Одобренная редактором акад. Б.Д. Грековым, тщательно редактированная мною по указаниям Ред. отдела и доведённая производством до подписи к печати, книга была рассыпана в связи с отрицательным отзывом В.Т. Пашуто, ознакомившимся с книгой по поручению Б.Д. Грекова. Моё отношение к рецензии я подробно изложил в письме по этому поводу Б.Д. Грекову и в Ред. отдел Издательства.
Летом текущего года в связи с неоднократными напоминаниями т. Пашуто о необходимости переработки и издания моей книги, я специально советовался с ним по этому вопросу. В итоге нашего обсуждения т. Пашуто высказал мнение, что подобная книга биографического характера об Андрее Боголюбском в настоящее время не актуальна, что я должен не перерабатывать эту книгу научно-популярного характера, а создать фактически новую исследовательскую работу по истории Владимиро – Суздальской земли в целом. Нет сомнения, что такая книга нужнее, но это новая задача и новая работа.
К тому же я не представляю себе точки зрения на этот вопрос редакции научно-популярной серии – насколько она считает в настоящее время издание такой книжки своевременным. Ведь когда эта книга писалась, то она мыслилась как часть серии, посвящённой крупным историческим фигурам русского прошлого, в ней вслед за книгой акад. А.С. Орлова о Мономахе предполагалась книга о Ярославе Мудром и других, в том числе и об Андрее. Сейчас, насколько я знаю, таких планов нет, а научно-популярная серия нацелена главным образом на вопросы точных наук и проблемы техники. Если не ошибаюсь, в 1949 или в 1950 г. редакция научно-популярной серии отклонила моё предложение переиздать мою расширенную и переработанную книгу "Древнерусские города" (изданную в 1945 г.), как не актуальной. Из этого я могу заключить, что переработка моей книги и об Андрее для популярной серии не представит интереса.
В настоящее время я полностью загружен работой по ИИМК, где, кроме своей научной темы, веду большую редакционную работу, а по состоянию здоровья, подорвавшегося за два последние года, я не могу перегружаться срочной сверхплановой работой. Поэтому Ваше предложение переработать книгу, написанную семь лет назад, – для меня очень заманчивое, но и очень трудное и ответственное, я мог бы принять лишь при полной уверенности, что такая книга действительно нужна для научно-популярной серии и при условии значительного срока (не ранее конца 1954 г.), т[ак] к[ак] книгу придётся в основном переписывать наново.
Уважающий Вас 12-ХИ-1952 г.
Ф.422. Оп.2. Д. 29. Л. 26-27
В РИСО АН СССР
Отзыв о работе Н.Н. Воронина "Андрей Боголюбский"
История В[ладимиро-]С[уздальской] Руси до последнего времени оставалась мало изученной. Между тем, история представляет особый интерес, т[ак] к[ак] В[ладимиро-]С[уздальское] княжество было крупнейшим из европейских гос[ударст]в XII – пер[вой] пол[овине] XIII в., развитие гос[ударственное]ти во В[ладимиро-] С[уздальской] Руси непосредственно предшествовало развитию Рус[ского] центр[ализованного] гос[ударст]ва, культурное наследие В[ладимиро-]С[уздальской] Р[уси] – славная страница в истории мировой культуры.
Поэтому появление работы обобщающего характера, посвящённой истории В[ладимиро-]С[уздальской] Р[уси] можно только приветствовать.
Содержание работы проф. Н[иколая] Н[иколаевича] Воронина] "А[ндрей] Б[оголюбский]" значительно шире её названия. По существу – это очерки по истории В[ладимиро-]С[уздальской] Р[уси], причем основное внимание автор уделяет политической истории и истории культуры.
В значительной части работа является обобщением данных многих спец[иальны]х исследований автора по истории В[ладимиро-]С[уздальской] Р[уси], получивших положительную оценку советских учёных.
Работа написана в научно-популярной форме, которой автор – надо отметить особо – очень хорошо владеет. Это сделает книгу доступной и интересной самому широкому читателю. В то же время новые ценные наблюдения и обобщения автора, обилие впервые привлечённого исторического м[атериа]ла, научный аппарат примечаний в конце книги – сделают книгу необходимой и для учёных (историков, литературоведов, искусствоведов и др.), специально изучающих прошлое Руси.
Работа Н[иколая] Н[иколаевича] В[оронина] существенно обогащает наши представления о В[ладимиро-]С[уздальской] Р[уси], о культуре Древней Руси.
В целом работа Н[иколая] Н[иколаевича] В[оронина] "А[ндрей] Б[оголюбский]" вполне заслуживает напечатания.
Вместе с тем, рекомендуя работу Н[иколая] Н[иколаевича] В[оронина] к печати, полагаю необходимым внести в неё изменения и дополнения:
а) Изменить название работы, озаглавив её "Очерки из истории В[ладимиро-] С[уздальской] Руси", т[ак] к[ак] содержание р[або]ты значительно шире собственно биографии А[ндрея] Б[оголюбского], а отдельные главы (I, II, X, XI) даже хронологически выходят за рамки жизни и деят[ельнос]ти А[ндрея] Б[оголюбского]. Для этого необходимо перераспределить м[атериа]л и изменить заглавия в отдельных главах (II, III), дополнить данные об экономике и социальных отношениях В[ладимиро-] С[уздальской] Руси.
б) Уточнить отдельные формулировки и яснее определить отношение автора к некоторым историкам, учитывая, в частности, замечания В.Т. Пашуто.
в) Дополнить работу и перередактировать заново отдельные её разделы в связи с изданием после 1948 г. новых исследований, посвящённых истории Руси в этот период (перераб[отанное] изд[ание] кн[иги] Б.Д. Грекова и А.Ю. Якубовского "Золотая Орда", "Очерки истории СССР", История к[ульту]ры Др[евней] Руси, История рус[ского] иск[усст]ва, статьи и публикации Д.С. Лихачёва, В.И. Малышева, М.Н. Тихомирова и др.).
Замечания постраничные (большая часть замечаний сделана на полях работы):
С. 12. Нечётко дана классовая характеристика восстания волхвов, преувеличено прогрессивное значение "сплочения в единый госп[одствующий] класс княжой дружины и местной старой чади".
С. 20. Влад[имир] Мон[омах] занял Киевский престол в 1113 г. не "по приглашению киевлян", а лишь верхушки их. Об этом см. в кн[иге] М.Н. Тихомирова "Древнерусские города".
С. 21. Надо яснее указать причины феодальной раздр[обленнос]ти и дать истор[ическую] оценку этого явления.
С. 38. Нельзя согласиться с хар[актеристи]кой политики Юрия Долг[ору]кого. См. "Очерки по истории СССР" и ст[атью] М. Н. Тих[омиро]ва об Юрии Дол[горуко]м, а также 2-е изд[ание] книги Грекова и Якуб[овско]го.
С. 38-40. Слишком много психологических догадок в объяснении причин "разгрома Юрьевых приспешников" в Киеве и "генеалогии" А[ндрея] Б[оголюбско]го.
С. 47. Вполне допустимые предположения о том, что именно Андрей руководил уже при жизни отца строительством крепостей и храмов во В[ладимиро-] С[уздальской] земле недостаточно аргументированы. О внутренней хоз(яйственн]ой жизни В[ладимиро-] С[уздальского] кн[яжест]ва, в частности о земельных владениях феодалов (с. 57) следовало написать не кратко и в середине IV гл[аве], а в начале главы и значительно подробнее. Ибо ведь это и обусловило всю политику А[ндрея] Б[оголюбско]го. Мысль о "князе, городе и людях" следовало развить подробнее.
С. 77. Лучше здесь, как и на других с[траницах], заменить слово "национальные" (идеи и пр.) – "общерусские".
К гл[аве] VI во вступлении указать на гибель большинства пам[ятни]ков древнерусской письменности, используя, в частности, книгу Д.С. Лихачёва "Возникновение русской литературы".
С. 94. Вряд ли имеются серьёзные основания для утверждения, что литер[атурн]ые интересы времени А[ндрея] были сосредоточены именно на разработке тем, связанных с его церковно-политическими мероприятиями. Ведь большинство памятников светской литературы не дошло до нашего времени, и автор "Слова о полку Игореве", а возможно, что даже и автор "Моления Д[аниила] 3[аточника]" были современниками А[ндрея]. Следует также добавить, что даже светское мировоззрение в средние века – как отмечал Ф. Энгельс – было проникнуто религиозными представлениями.
С. 104. Положение о том, что летописание получило "церковный хар[акте]р", нуждается в дополнительных доказательствах.
С. 136. Неправильно написано об "авантюрности" политики Ю[рия] Д[олгорукого].
С. 140. Слишком "психологично" объяснение причин ухода от А[ндрея] Б[оголюбского] "его ближайших соратников незадолго до его гибели". Стоит подробнее написать о рентгене скелета А[ндрея] Б[оголюбского], используя статьи М.М. Герасимова и Рохлина.
С. 146-147. Слишком мало написано о народном восстании, поэтому вывод о том, что "показало" восстание (с. 147) фактически не обоснован.
С. 176-177. Не преувеличены ли сознательность и высота го[сударствен]ных идей князей-участников битвы на р. Липице? Не была ли эта битва антинародной, кровавой?
С. 180 и след. Автор обходит молчанием недальновидную политику Юрия Всеволодовича, отказавшегося помочь жителям юга в борьбе с татарами, не подчёркивает разницу в политике А[ндрея] Б[оголюбского] и Всеволода III, общерусской по своему хар[акте]ру, и Юрия Всев[олодови]ча, приукрашивает деятельность Ю[рия] В[севолодови]ча.
Необходимо больше подчеркнуть характерные черты древнерусской народности и к[ульту]ры Др[евней] Руси, используя Тезисы о 300-летии воссоединения Украины с Россией, одобренные ЦК КПСС.
Надо больше выявить роль народа в борьбе с татарами и неудачное руководство сопротивлением татарам со стороны князей, которые даже в период нашествия врагов не оставили своих тяжб.
В книге следует напечатать карту В[ладимиро-] С[уздальской] Руси, а также привести родословную таблицу В[ладимиро-] С[уздальских] князей.
Считаю целесообразным пригласить в качестве ответ[ственного] ред[акто]ра книги члена-корр. АН СССР Д.С. Лихачёва.
10-V-54. Канд. истор. наук, доцент (С. О. Шмидт)
Ф.422. Оп.2. Д. 29. Л. 28-31
ОТЗЫВ О КНИГЕ Н.Н. ВОРОНИНА "АНДРЕЙ БОГОЛЮБСКИЙ"
Личность князя Андрея Боголюбского, одного из крупнейших государственных деятелей древней Руси, издавна привлекала к себе внимание историков, но скудность дошедших до нас письменных источников не позволяла дать сколько-нибудь полной биографии этого владимирского князя. Взявшись за эту трудную тему, Н.Н. Воронин придал ей более широкие рамки: личность Андрея изображается им в рамках по существу всей истории Владимирской земли. Это позволяет автору проследить источники политической теории и практики "владимирского самовластна" и её судьбы в руках его наследников. Для своей темы автор использует не только данные летописей, но и памятники литературы, церковные произведения, материал изобразительного искусства, архитектуры и археологии. Эта широкая совокупность источников, впервые привлечённых автором для характеристики Боголюбского, обеспечивает ей полноту, хотя и не освобождает книгу от гипотетических или спорных положений. Основные положения книги были конспективно изложены автором в его докторской диссертации "Владимиро-Суздальское зодчество", с которой я хорошо ознакомился, выступая оппонентом на защите диссертации. Теперь эти положения развёрнуты и развиты в самостоятельную книгу. В ряду биографических книг научно-популярной серии, посвящённых выдающимся историческим деятелям древней Руси (Иоанн Грозный – акад. Р.Ю. Виппера, Владимир Мономах – акад. А.С. Орлова), публикация книжки об Андрее Боголюбском представит значительный интерес.
[без подписи]127
Ф.422. Оп.2. Д. 29. Л. 32
________________________________127 По всей видимости, отзыв принадлежит известному искусствоведу В.Н. Лазареву.
На этом переписка по поводу издания книги об Андрее Боголюбском заканчивается. Книга ни в одном из вариантов – ни в "воронинском", ни в предлагаемых рецензентами – так и не вышла в свет.
Однако, закончив в начале 60-х годов свой капитальный двухтомный труд "Зодчество Северо-Восточной Руси", Н.Н. Воронин вновь обращается (впрочем, наверное, он об этом и не забывал) к историко-культурной, политической и церковной проблематике Северо-Восточной Руси, в основном периода Андрея Боголюбского. К этому времени в научных и периодических изданиях уже появился ряд его статей, посвящённых как раз этим вопросам.128
Вместе с тем с середины 60-х годов Н.Н. Воронин приступает к созданию большой работы "Владимиро-Суздальская Русь (Очерки по истории и культуре ХI-ХIII вв.)". Составной (а точнее сказать, основной) частью очерков становится рукопись "Андрея Боголюбского". Однако новая рукопись значительно расширяется: появляются главы, раскрывающие не только социально- и культурно-политическую канву событий, но, к примеру, и такая, как "Природа и люди"; большое место отводится археологическому исследованию северо-восточных городов и т.д. Но не суждено было появиться и этой книге...129
________________________________
128 Библиографию работ Н.Н. Воронина см.: Культура древней Руси: Посвящается 40-летию научной деятельности Н.Н. Воронина. М., 1966. С. 13-20; Средневековая Русь: Посвящается доктору исторических наук Н.Н. Воронину. М., 1976. С. 8-10; Воронин Н.Н. Смоленская живопись ХII-ХIII вв. М., 1977. С. 178-183.
129 В ГАВО она представлена в большей степени не систематизированным материалом (в том числе и опубликованных статей), выполненным в основном в машинописном варианте с большим количеством рукописных вставок (см.: ГАВО. Ф.422. Оп.2. Д. 29). – Ср.: Царёва Т.С. Культура Владимиро-Суздальской Руси... С. 5, 15. – В конце 80-х годов предпринималась ещё одна попытка издания "Андрея Боголюбского" Н.Н. Воронина, однако был получен отрицательный отзыв Ю.А. Лимонова, и этим дело закончилось.
