Рейтинг: 5 / 5

Звезда активнаЗвезда активнаЗвезда активнаЗвезда активнаЗвезда активна
 

Ярослав Кеслер

 

Революция и язык

 

"Мы наш, мы новый мир построим…"

("Интернационал")

 

Любая революция – всегда катастрофа. Даже самая бархатная: для тех, чей мир она разрушает. (В контексте этой статьи революцию следует понимать в самом широком смысле слова – как совокупность событий, резко изменяющих состояние общества.) Но при этом она же и анастрофа, то есть даёт возможность реализовать свои амбиции тем, кто до этого о том и помыслить не мог – "кто был ничем, тот станет всем".

Революции всегда связаны с изменением устоев сознания основной части населения (для этого, как говорит теория, достаточно, чтобы 1/6 населения восприняла новации). А устои сознания (менталитет) непосредственно связаны с языком, ибо язык – категория более высокого порядка, чем биология-физиология.

Несколько примеров из истории. Генрих VIII в Англии в первой половине XVI века насильственно ввёл обязательный "правильный" английский язык, при этом все, кто его не освоил, теряли всякие права, в том числе имущественные. (Не похоже ли это на нынешнюю ситуацию в Эстонии и Латвии?) И это притом, что до того официальным языком в Англии был… французский. А у французов… латынь! Есть сведения о том, что "домашним" языком первых Романовых был польский. При Петре языком приближённых стал голландский (а вовсе не немецкий, как обычно называют то наречие!). Позже на Руси языком "верхов" стал французский, а в семействе Николая II дома говорили по-английски, предвосхищая нынешнее засилье "американского инглиша". (Отмечу, что компьютерный "пиджин" на глазах разлагает английский язык.)

Основные европейские национальные языки (английский, французский, немецкий, итальянский, испанский), в основном, сложились в XVI-XVII веках. У русского языка судьба совершенно иная! Карамзин называл русский язык XV века "словенским", который был разговорным на огромной территории от Адриатики до Урала и от Скандинавии до Средиземноморья.

На вполне понятном безо всякого перевода русском языке написаны грамоты молдавского князя Романа в XIV в. и письма турецкого султана Мурада в XV веке, документы канцелярии Великого княжества Литовского XIV-XVI веков. При этом там язык этот носил потрясающее название: "попросту"! То есть этот язык тогда был понятен практически всем, и был не церковным, а гражданским. В Литве его и теперь называют "руским", а наши лингвисты – "старобелорусским". На нём в XVI столетии и вплоть до 1697 года писали стихи не хуже итальянских того времени, причём кириллицей. Но… в Московии Романовых эти книги были запрещены, за весь XVII век было издано всего шесть (!) книг не церковного толка.

"Староверы" практически поголовно были грамотными, а Никонианские реформы привели к тому, что всего за 40 лет большинство населения стало безграмотным. Пётр I, отменив патриаршество и подчинив себе церковь, ввёл гражданскую азбуку и стал возрождать грамотность. Его дело позже продолжили Ломоносов, Дашкова и другие. Однако "великорусский", классический русский язык сложился только в первой половине XIX века усилиями Жуковского, Пушкина, Боратынского, Гоголя, Лермонтова и целой плеяды того "золотого" века русской литературы. Главное достижение этих подвижников – создание единого русского языка, понятного всем сословиям.

Замечу, что сословие – понятие чисто русское, оно обозначает общность людей, имеющих свой язык, арго, понимающих друг друга "по слову". И это арго, несмотря на специфику терминов и смыслов, находится в пределах общедоступного языка. А, к примеру, в Греции и Норвегии до сих пор существует как бы два языка: "книжный" и "простонародный" (соответственно, кафаревуса и димотика, букмол и ландсмол).

Революция в России в начале XX века была объективно неизбежна, но она произошла с весьма серьёзными катастрофическими последствиями, в том числе и для русского языка. В качестве "революционного" арго возник лексикон усечённых комбинированных слов-уродцев, которого дотоле не было. Простой пример: комбед, комбриг, нарком, Коминтерн. В первом случае составляющая "ком" – от слова "комитет", во втором – от "командир", в третьем – от "комиссар", в четвёртом – от "коммунистический". Отголоски этого явления находим в нынешних словах "продмаг", "универсам", "спецназ" и т.п. (Подобное явление было и в Германии, например, "ге-ста-по").

Революции потребовалась и орфографическая реформа. Проведённая в 1918 году, она "отсекла" от себя значительную часть русской интеллигенции, не воспринявшую ни её, ни революционный новояз. Кстати, показательно, что зарубежная русская диаспора долгое время называла Россию, а потом и СССР, словом "совдепия". Несколько позже новому поколению СССР был устроен "ликбез", и появилось советско-русское наречие, письменное и устное.

Но язык, как система очень высокой степени организации и внутренней защиты, очень живуч… пока живы его носители. Это в полной мере относится и к русскому языку. Пример? Пожалуйста. "Телеграфный" русский язык позволяет сократить до 50% слов исходного послания без потери смысла. Это прямое свидетельство, по крайней мере, двукратной избыточности-надёжности, заложенной в языке. Язык впитает то, что живуче, переварит и выкинет нежизнеспособное. Даже вкладывая в старые слова новые смыслы.

В этом плане показательна история партийного гимна большевиков и коммунистической партии "Интернационал" (муз. П. Дегейтера, сл. Э. Потье), который долгое время был и гимном СССР. Русский перевод "Интернационала" сделал некий Коц и опубликовал в 1902 году в Лондоне (!). Как пишут комментаторы, текст и мелодия подверглись при этом "некоторым изменениям": так, у Потье: "L"Internationale sera le genre humain", а в русском переводе: "С Интернационалом воспрянет род людской". Между тем, дословно оригинальный текст просто говорит о том, что человечество будет интернациональным. (В контексте предыдущих строк оригинала: "будет завтра, как итог борьбы"). Ни о каких организациях типа I-II-III-IV… Интернационалов там и речи нет. Налицо лукавая подмена смысла, обманка.

А язык… Что ж, природа не терпит пустоты. И диалектальное простое словечко "лох", означавшее отощавшего после нереста лосося, которого можно брать голыми руками, и псковско-тверское "лоха" = дура в полной мере проявилось в том же качестве в 1990-е годы.

Но не стоит бояться и заимствованных словечек типа "аська", "флэшка", "сидюшник" - русский язык переваривал и не такое. Показатель удобоваримости – русские суффиксы, окончания, склонение.

Пока жив русский язык – жива Россия. И не только: немало разноэтнических нерусских могут общаться между собой только на русском языке.

Поэтому и вопрос о русском языке – политический. Как внутри России, так и вне её. Несколько лет назад развернулась кампания за реформу русского языка, которая, слава Богу, была остановлена. России нужна не реформа русского языка, а реформа преподавания русского языка – снизу доверху. Для этого нужны средства: чтобы учитель-словесник не чувствовал себя униженным, преподавателям русского языка необходимо поднять зарплату минимум в пять раз. В государственном порядке следует заявить, что учитель – самая главная изо всех профессий, а среди учителей – словесники. И уж если вводить единый госэкзамен по русскому языку, так для госчиновников и вещающих в СМИ, чтобы уши не вяли…