"Прекрасная Елена": мифы и… мифы.

 

О параллелях древнегреческой и средневековой историй, связанных с похищением Елены и со всем Троянским циклом, в книгах разных авторов (Н.А. Морозов, А.Т. Фоменко, С.И. Валянский и Д.В. Калюжный, Я.А. Кеслер, А.М. Жабинский etc.) сказано не раз. Здесь мы коротко, в пять страниц, напомним некоторые параллели, а в двух следующих материалах этой рубрики – математика Табова (Болгария) и поэта Гёте (Германия) представим некоторые новые соображения по данному поводу.

 

Древность: "греческие хитрости"

 

Троянская война, – согласно греческой традиции, война коалиции ахейских царей под главенством царя Микен Агамемнона против Трои, окончившаяся поражением Трои и взятием её ахейцами. Сведения греческой традиции получили подтверждение при раскопках Трои, показавших, что около середины XIII в. до н.э. город испытал длительную осаду и был разрушен. Археологические данные позволили датировать Т. в. около 1260 до н.э. Согласно преданиям, часть которых нашла отражение в поэмах "Илиада" и "Одиссея", поводом к войне с Троей послужило похищение троянским царевичем Парисом жены спартанского царя Менелая – Елены. Призвав на помощь царей греческих государств, Менелай и его брат Агамемнон с большим флотом отплыли к берегам Троады. В течение 10 лет греки осаждали Трою и взяли город, прибегнув к хитрости (см. в ст. Троянский конь). В военных действиях, в основном состоявших из поединков выдающихся воинов, прославились у греков-ахейцев Ахилл, два Аякса, Патрокл, Агамемнон, Одиссей и др., у троянцев – Гектор, Главк, Сарпедонт и Эней. Предания о Т. в. отражают один из этапов проникновения греков в Малую Азию, начавшегося в XVI в. до н.э. и усилившегося в XIII в. до н.э. (в связи с ослаблением Хеттской державы). Поражение троянцев облегчило переселение части ахейцев в Малую Азию после их вытеснения из Греции дорийцами.

Источник: Большая советская энциклопедия.

 

Похищение Прекрасной Елены.Grandes Chroniques de France, France, Paris

 

Средневековье: "феодальная мозаика"

 

Из V книги Н.А. Морозова "Христос". Часть главы "Феодальная мозаика франкских рыцарских герцогств и республик на греческом Востоке XIII–XIV веков".

 

Троя. Миниатюры из Лицевого летописного свода. ГИМ, Музейское собрание, № 358

…С половины XII столетия в Византийском царстве народи­лись отношения, напоминающие западный феодализм. Импера­торы начали предоставлять целые страны в распоряжение влия­тельным вельможам, а наместники этих последних пытались добиваться независимости. Таким образом, в Трапезунде образовалось почти независимое герцогство, а на Кипре Исаак Комнен с 1184 года начал своё постепенное превращение в независимые господари, пока английский король и крестоносец Ричард Льви­ное Сердце не отнял у него в 1191 году этот остров и не про­дал его тамплиерам.

Весть о том, что франки завладели Афинами, повергла в изумление Запад, так как там учёные в монастерионах и школах вмели самые фантастические представления об этом захолуст­ном на деле городе. Альберик De Trois Fontaines занёс в лето­пись под 1205 годом: "Оттон де-ла-Рош, сын дворянина Понтия де-да-Рош в Бургундии, чудесным образом сделался герцогом афинским и фивским".

После героической борьбы Шамплитт и Вилдьгардуен осно­вали в Морее княжество, принявшее наименование Ахайи, и оно, подобно герцогству афинскому, на двести лет пережило латин­скую империю в Константинополе. Шамплитт был признан князем Ахайским уже в ноябре 1205 года.

В то время как латинская Византия подвергалась серьёзной угрозе со стороны её врагов (деспота Арты, болгар и грече­ского паря в Никее), латинские государства могли свободно раз­виваться на юге. В таком положении находилось княжество Ахайя, ленные владения в Фивах и в Афинах, на Эвбее и на дру­гих греческих островах, которыми завладели генуэзцы и вене­цианцы. Республика святого Марка не оказалась в состоянии вступить в обладание всеми греческими областями, которые ей были предоставлены по разделу. Она предложила своей знати, чтобы та на свой счёт заняла эти области и, по праву завоева­ния, владела ими на правах наследственных венецианских ленов. Венецианские нобили, жаждавшие приключений, пустились в гре­ческие моря, изображая собой аргонавтов XIII века. Левант в ту эпоху являлся для французов и итальянцев тем же, чем через три столетия сделалась Америка для испанцев.

Вскоре возникли любопытнейшие островные государства. Одно из них принадлежало Гизам (па островах Теносе, Микеносе Скиросе, Скопелосе), другое – Джустининам (на Циа и Церифосе), третье – Наваджиозам (на Санторине), четвёртое – Вениям (на Венерином острове Чериго). В то же время Марино Санудо осно­вал значительное Цикладское герцогство на Архипелаге, со сто­лицею в Наксосе, а крупный остров Крит, принадлежавший не­когда легендарному Миносу, после продолжительной борьбы был занят республикою святого Марка непосредственно.

Троянское войско выходит на битву	Поединок Париса и Менелая
Миниатюры из Лицевого летописного свода. ГИМ, Музейское собрание, № 358

Для Оттона де-ла-Рош открылся теперь досуг, чтобы окон­чательно устроиться в Афинском государстве. Но всемирной известности Афин он предпочёл титуловаться по имени самого города. В официальных актах франки и даже сам папа назы­вают его sire d'Athènes, и этот скромный титул "сир" был извра­щён греками на их языке в "кира" и вырос в их глазах в вели­чественный титул "мегаскир" (великий государь). И вот, после всех сюрпризов, к которым привело нас астрономическое исследование древней истории, невольно возникает мысль, что и легендарные персидские Киры, не получили ли свои имена от французского слова sire?..

Правящий класс латинян один только подпадал действию франкского права, которым регулировались личная свобода и юридические и государственные отношения завоевателей; осталь­ные же классы, которые составились из греков, были обречены на правовую и государственную зависимость. Фундамент этого строя легко было воздвигнуть, как только мегаскир распределил земельные угодья между своими дружинниками и обязал послед­них несением воинской службы и вассальным верноподданством.

Подобные же основы имели государства крестоносцев, созда­вшиеся в Сирии и на Кипре. На последнем благодатном острове первый франкский король Гюи де-Лузиньян создал триста бароний для рыцарей, имевших право носить золотые шпоры, и двести более мелких ленных владений.

Морея по самой своей природе оказалась особенно пригод­ною для водворения в ней ленного строя. Там и завелись самые могущественные баронства с зависящими от них рыцарскими ленами. И до сих пор ещё развалины замков (палеокастров – как их называют греки) в Кадаврите, Акове, Каритене, Гераки, Ведигости, Пассаве, Каландрице и в других, являются наглядными доказательствами богатой жизни франкского дворянства в Морее. Только в Аттике нет сколько-нибудь замечательных развалин этого рода, за исключением франкских сторожевых башен по морскому побережью. В Беотии развалины замков попадаются чаще, но по сравнению с Мореею количество их ничтожно. При­чина этому в том, что в Аттике и Беотии не возникало таких баронств, как Матагрифои (Акова), в составе которого заключалось 24, или как Каритена, в котором были 22 рыцарских лена. Пре­доставление земель наследственным владельцам или баронам, в свою очередь сейчас же раздававшим от себя рыцарские лены, разумеется, должно было происходить и в Афинском госу­дарстве, потому что вся совокупность политического строя, от­правление правосудия и самоё несение воинской службы в любой франкской области опирались на ленную связь и на отправление воинской повинности по соразмерности с величиною недвижи­мости. И очевидно, что там, где государства были мельче, построй­ки их владельцев, конечно, были незначительнее и потому легче исчезали потом.

Так как мегаскир по праву завоевания смотрел на себя, как на собственника всей страны, то он выделил себе в качестве домениальных владений Фивы и Афины, а также имения, прежде входившие в состав византийского императорского фиска, а прочие земли пораздавал церкви и дружинникам в качестве ленов. До нас не дошли документы, по которым можно было бы составить себе представление о том, как совершалась развёрстка земель. Если в некоторых случаях у греческих владельцев и была отнята их собственность под разными предлогами, то всё же, в общем, вторжение франков не сопровождалось борьбою, и, ве­роятно, состоялось с туземцами миролюбивое соглашение. Число вторгшихся рыцарей было так ничтожно, что за эллинами само собою должны были остаться многие земли.

Греки строят Троянского коня	Падение Трои
Миниатюры из Лицевого летописного свода. ГИМ, Музейское собрание, № 358

Переворот в землевладельческих отношениях должен был чувствительнее отразиться только на владельцах греческих лати­фундий, на вельможах и на церкви, а на сельском рядовом насе­лении очень мало. Оно в эпоху франкского вторжения уже нахо­дилось в Греции в несвободном состоянии так же, как и в фео­дальных государствах Европы. Уже при византийском управлении сельское население распалось на два класса: на вольных хлебопашцев (χωπίται), имевших право собственности на землю, и ко­лонистов (παροιχοι), обделённых этим правом.

Андроник I пытался искоренить достигшую чрезмерного мо­гущества аристократию греческих крупных земельных собствен­ников, но его падение воспрепятствовало ему осуществить эту реформу. Латифундии поглотили участки свободных землепашцев, а мелкие частные владения перешли в руки бесчисленных цер­квей, придворных и провинциальных чиновников, или же были присоединены к государственным имуществам.

В конце концов, и в византийском царстве установились два класса населения с одинаковыми политическими правами: бо­гатых (δυναροί) и бедных (πένητες). Последними являлись осколки вольных граждан и землевладельцев, пользовавшихся свободою, но в действительности бывших подчинёнными каких-либо част­ных патронов, и только один шаг отделял их от сословия коло­нистов или периойков, которые обязаны были отправлять для своих господ барщину.

Франкским государям и новым землевладельцам население продолжало выплачивать те же подати и выполнять те же по­винности, какие прежде от него полагались в пользу император­ского правительства и архонтов. При франках оно, пожалуй, ока­зывалось даже в выигрыше, так как подати с него поступали не в казну отдалённой Византии, но расходовались государем в самой стране. Периойки же попросту превратились в вилланов (villani) франкских владельцев. Они сделались живым инвентарём ленных вассалов и латинской церкви.

Когда император Балдуин принимал во владение предоставленные ему страны, он сохранил в неприкосновенности действо­вавшие в них законы, а большие города, вроде Фессалоник, отдали себя франкам под нарочитым условием, что их старо­давние вольности и обычаи будут за ними сохранены. Шамплитт и Вилльгуарден подкупили жителей Мореи своим уваже­нием к туземным законам и к правам владения собственностью.

Другое дело было с церковью.

После того как дожу Дандоло удалось провести венецианца Франческо Морозини на патриарший престол, который тот и занял в храме Софии, он принялся замещать, где только возможно, греческих епископов латинским духовенством, а православных пли изгонять, или понуждать к признанию власти папы.Целыетолпы католических священников сопровождали завоевателей в походе и жаждали завладеть добычей в виде церкви и прихода.

В Фивах и Афинах, архиепископы которых удалились в ссылку, все главные храмы были предоставлены латинскому клиру. Новый государь оставил за греческими общинами лишь столько второ­степенных церквей и доходов, сколько ему заблагорассудилось. Не малое число греческих "отцов" (папасов) частью из страха, частью из дальновидности послушно подчинились франкской цер­ковной системе, так как под этим лишь условием православное духовенство могло сохранить предоставленную им церковную не­движимость. В пределах епархии католического архиепископа на будущее время никакой грек не мог быть рукоположен в свя­щенники помимо соизволения католического архиепископа и вла­дельца той местности, к которой приписан был греческий храм.

Только с этого момента и начинается впервые связная и правдоподобная история Афин и всей Греции.

Француз Берард был возведён Оттоном де-ла-Рош в сан архиепископа Афин и занял престол в Партенонском храме. Иннокентий III, который в 1206 году утвердил Берарда в новом звании, распорядился через кардинал-легата Бенедикта точно установить число каноников в Афинах. Он подтвердил за архи­епископом все права греческих его предшественников в афинской провинции, предоставил метрополии те же статуты, как и парижской церкви, и поставил их под особое покровительство апостола Петра.

В высшей степени назидательно прислушаться к величествен­ной римской прозе, которою властолюбивейший из всех пап пишет об Афинах.

"Милость Божия не дает сгибнуть древней славе города Афин, – говорит он в булле к Берарду. – При самом своём основании этот город славно провозгласил первоосновы истинной религии. Афины поклонялись сначала троице ложных божеств, в трёх личностях составлявших единство. В последние же вре­мена этот культ превратился в исповедание истинной и нераз­дельной Троицы. Изучение светских знаний Афины презрели со всем пылом ради божественной мудрости, твердыню знаменитой Паллады соделали скромною обителью достославной богоматери и пришли к познанию истинного бога, долгое время спустя после того, как воздвигнут был жертвенник неведомому божеству. Этот город, носящий славное имя и преисполненный совершеннейшей красоты, прежде всего выработал философское искусство, а затем постиг истинные апостолические верования. Напояя поэтов зна­нием и чрез них уразумевая пророчества, Афины сделались ма­терью художеств и прослыли городом мудрости. Чтобы пояснить это, мы можем уподобить Афины городу Кериаф-Сеферу, ибо когда Гофониил подчинил эту местность власти Халева, то ему дарована была дочь последнего, Ахса, в супруги. Возлюбленный во Христе брате и достопочтенный архипастырь! Так как теперь прославленный сей град предался Господу, то, дабы удержать его на стезе истинного благочестия, ты воссоединился с Афи­нами, как с духовною невестою. По доходящим до меня вестям, сей град жаждет твоих поучений с такою же страстностью, как Ахса, а потому почитаю я за благовременное напоить жаждущих росою апостолического благословения. В уважение к сему признаём мы за соответственное нашему долгу, чрез настоящую нашу грамоту, принять под апостолический наш покров сей град, из сочинений коего некогда, как нам хорошо известно, излива­лась чуть ли не на весь мир совокупность всех знаний, и по­тому мы соизволяем на законное твоё ходатайство".

Является ли эта булла апокрифической, или нет? В послед­нем случае мы должны сказать, что уже в конце XII века об Афинах в Западной Европе слагалось у теологов фантастическое представление, как о знаменитом в древности городе дохристиан­ского происхождения. И вот, глухой греческий городок, окру­жающийся ореолом в умах западных европейцев подобно сирий­скому Эль-Кудсу, уже сто лет назад превратившемуся в евангель­ский Иерусалим, начинает превращаться в приют дохристиан­ских муз и дохристианской науки, и около него начинают со­здаваться не только мифы, но и особая теология из обрывков средневековых вольнодумств и филологических недоразумений.

Всё это и вырисовывается в булле Иннокентия.

Под именем языческой троицы Иннокентий, очевидно, намекает на Зевса, Аполлона и Афину, не понимая их происхо­ждения. А на деле Зевс был просто тем же богом-отцом, бог света Аполлон являлся его воплощением в виде сына, и Афин­ская Дева (Атенайя Партенос) была лишь западной Мадонной.

Иннокентий уже не понимает этого.

Францисканцы в это время распространились по всей Гре­ции, и основали монастерионы в Эвбее, Фивах, Афинах, Патрасе, Кларенце и на острове Крите. Де-ла-Рош призвал в Афины также и цистерианцев из аббатства Белльво в Бургундии, где находилась родовая его усыпальница, и передал им стоявший у священного пути в Элевзис базильянскпй монастерион, который по-гречески называется и теперь Дафни, а франки переделали это название в Дальфинет. Подобно рыцарским братствам тамплиеров, иоаннитов, получил владения в Греции и тевтонский орден, которому вожди крестоносцев с самого начала предоставляли особые преимуще­ства, потому что его поселения являлись в то же время и воен­ными колониями. Немецкий орден меченосцев особенно утвер­дился в Морее. Готфрид Виллегардуен основал там в Андравиде госпиталь во имя святого Иакова; к его же владениям принад­лежал в афинской епархии и Макрийский госпиталь в честь того же святого.

Приам в Париже. Roman de Troie. s'Heerenberg, Stichting Huis Bergh.

Всего через четыре года после основания Латинской феде­рации, её император Генрих созвал в мае месяце парламентнаРавенникском поле близ Зейтуна, чтобы устранить распри в обязать имперских вассалов присягою на верность.

А что же было в это время в Константинополе? При импе­раторе Роберте де-Куртенэ (1221–1228) латинская империя на Босфоре сократилась почти исключительно до территории одного Константинополя, и его твердыня являлась как бы местом за­точения для преемников Балдуина, потому что болгары, пикейские греки и эпироты из Арты смыкались всё теснее и тес­нее во враждебное кольцо, охватившее бывшую мировую столицу.

Франкские завоеватели Греции, по-видимому, не имели ещё никаких представлений о классицизме. Никаких описаний древ­них памятников у них нет.

"Целые столетия должны были пройти, – говорит опять наш единственный серьёзный историк города Афин в средние века Грегоровиус, – сам Константинополь должен был отурчиться и самоё существование Афин должно было впасть в забвение, прежде чем поехали с Запада в Элладу вXIX веке потомки этих лати­нян XIII века с целью обследовать с восторженным благочестием все занесенные здесь прахом развалины, самая память о кото­рых сохранилась разве в нескольких наименованиях городов и местечек".

Но это самое предвзятое восторженное благочестие и заста­вило их обидеть своих крестоносных предков, отнеся важнейшие из их сооружений в мифическую древность.

Многочисленные развалины феодальных замков, особенно в Пелопоннесе, свидетельствуют о железной энергии, о богатстве и блеске тогдашнего латинского рыцарства. Пэрские фамилии Але­манов в Петра, Розьеров в Акове, Брюйеров в Каритене, Турне в Аркадском Калаврите, Шарпиньи в Востице, бельгийских Валенкуров в Велигости, и Нельи в Пассаве, наполняли свои замки шумною жизнью. Княжеский двор Готфрида II Виллегардуена, при котором служило от 700 до 1000 рыцарей, даже на Западе слыл за школу самых утончённых нравов. Андравида в Элиде, защищённая сильными готическими замками, служила резиденциею властителям Ахайи, также как и соседний порт Кларенца у предгорий Хелоната, против мыса Занте. На этом мысе высился возведённый Готфридом для охраны порта сильно укреплённый замок Клермон, иначе называвшийся "Castel Tornеse", потому что в нём чеканились с 1250 года "deniers tournois", предста­влявшие повсеместно распространённую по Греции ахайскую разменную монету. В Элнде выросло укрепление "Понтик", или "Бельведер", с высоты которого глаз обнимал побережия Этолии, острова Закинф, Кефалонию и Тиаку, а со стороны суши зелё­ные равнины Пенея вплоть до Эримантийского нагорного леса на северо-востоке и до горной цепи, с которой к северу от Олим­пии низвергается поток Ладон.

Менее блестящи были резиденции мегаскира в Фивах и Афинах. Так как Аттика была скудною страною, а её столица лежала в стороне и не могла являться центром, то Гвидо I для своей резиденции преимущественно пользовался Фивами, лежа­вшими в плодородной Беотии, которые он соединил прекрасными путями сообщения и с франкскими государствами в Эвбее, и с лежащею на севере Элладою, и с Ахайским княжеством. Беотия славилась здоровым климатом и многоводностью, а вокруг неё протекали знаменитые в поэзии ручьи Диркэ и Аретуза, Эпикрене и Исменос. Ещё первый мегаскир предоставил своему пле­мяннику Гвидо де-ла-Рош половину Фив в качестве лена, а дру­гую половину подарил своей сестре Бонне, и та принесла этот выдел как приданое своему мужу Беле (Авелю) – сыну Жака де-Сент-Омер. Таким образом, фландрский род Сент-Омеров утвердился в Фивах и получил половину тамошних владений с восьмью рыцарскими ленами.

Кадмейский замок, служивший некогда жилищем византий­ского стратега, легко мог быть превращён в резиденцию для мегаскира. Город Фивы тогда пользовался известностью по своим льняным и шёлковым фабрикам. Для приведения их в дей­ствие пользовались многоводными ручьями Исменос и Дирке. Ещё в 1195 году сельджукский султан Икониума, по случаю за­ключения мира с АлексеемIII, потребовал от него, как особенно желанного дара, сорок шёлковых одежд, ткавшихся там для импе­ратора.

В Фивах и в Афинах осели генуэзские купцы и пытались вытеснить с тамошних рынков венецианцев. Гвидо покровитель­ствовал сношениям с ними, и 24 декабря 1240 года обеспечил за генуэзцами спокойное пребывание в своих владениях. Он предо­ставил им, как в Фивах, так и в Афинах, свободу от податей (за исключением вывозной пошлины с шёлковых тканей, выделы­ваемых во владениях мегаскира), и даже собственную юрисдик­цию по гражданско-правовым спорам.

Прочный мир во всей стране, греческое население которой подчинилось без сопротивления своей судьбе, дал мегаскиру Гвидо возможность озаботиться развитием торговли и сельского хозяй­ства в Беотии и Аттике. А потом он получил от французского короля Людовика IX титул герцога афинского. И очень инте­ресно с точки зрения легендарности всей древней истории, что западные поэты употребляли этот же титул, придавая его, как будто древнее звание, мифическому основателю города Афин. Ещё Гиббон заметил, что Боккаччо в "Тезеиде", Чосер в одном из своих "Кентерберийских рассказах" и Шекспир во "Сне в лет­нюю ночь" называют древнего Тезея афинским герцогом. Да и Данте, бывший современником ла-Рошу, в XII песне своего "Ада" заставляет Виргилия обратиться к Минотавру со следующею фразою:

 

Forse

Tu credi, che sia 1'duca d'Atene,

Che su nel mondo la morte ti porse?

 

(Уж не считаешь ли ты себя герцогом афинским,

Что даже под землёй преследует тебя смерть?)

 

А Рамон Мунтанер, историк каталонцев и современник Данте, представлял себе даже гомеровского Менелая "афинским герцо­гом". Он рассказывает в одном месте, что на мысе Артаки в Малой Азии находилась троянская застава, недалеко от острова Тенедоса, куда обыкновенно в определённый месяц отправлялись знатные люди, мужчины и женщины балканской Романии, палом­никами для поклонения божественному изваянию. И вот, когда однажды Елена, супруга герцога афинского, отправилась туда в сопровождении сотни рыцарей на поклонение, её приметил сын троянского короля – Парис, умертвил всю её свиту, состоявшую из 100 рыцарей, и похитил красавицу герцогиню.

Такова была в XIII веке Илиада Гомера, оказывающаяся эпопеей из времени крестовых походов!!

Источник: Н.А. Морозов. Христос. Том V: Руины и Привидения.

М.: Крафт+Леан, 1998, стр. 187-195.

Греки под Троей.Grandes Chroniques de France . Bibliotheque Nationale.